Алан Александр Милн. Винни-пух и все-все-все
Это «ж-ж-ж» — неспроста!
Это «ж-ж-ж» — неспроста!
Молчание — самый громкий звук.
Выключили электричество, и в городе воцарилась полная тишина.
Оказывается, звуки исходят не от людей.
Они уже давно-давно молчат.
Любой обманчив звук — страшнее тишина...
Ты увеличиваешь громкость музыки, чтобы заглушить шум, другие увеличивают громкость, чтобы заглушить тебя. Ты снова увеличиваешь громкость. Все покупают стереосистемы побольше. Гонка звуковых вооружений. И ты не выиграешь количеством высоких частот. Дело не в качестве, дело в громкости. Дело не в музыке, дело в победе. Ты задаёшь тон соревнованию басовой линией. Ты содрогаешь окна. Ты забываешь про мелодию и выкрикиваешь слова. Ты срываешься на мат и смакуешь каждое слово. Ты доминируешь. Ведь дело — во власти.
Банально, но, если прислушаться, самый зловещий из всех земных звуков — тиканье часов.
Звук — форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Хорошо при случае послушать тишину, — говорил он, — потому что тогда удается услышать, как носится в воздухе пыльца полевых цветов, а воздух так и гудит пчелами...
Кошки могут делать тысячи разных звуков, а собака лишь десять. Кошки? Нельзя им доверять!
Ты слышишь миллионы ненужных звуков. Если бы я все это слышал, я бы сошел с ума.
Но в сердце у меня все равно была зима, и я искал Дверь в Лето. И не потому, что я так уж жалел себя. В конце концов больше трех миллиардов человек на планете находились в худшем положении. Но тем не менее. Дверь в Лето искал я один.