Фаина Георгиевна Раневская
Я была вчера в театре. Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил её, то публика очень долго аплодировала.
Я была вчера в театре. Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил её, то публика очень долго аплодировала.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Весь мир — театр. Но труппа никуда не годится.
(Весь мир – театр. Но пьеса поставлена плохо.
Весь мир — сцена, но спектакль выходит скверный, ибо роли распределены из рук вон плохо.)
... Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление! В театр вхожу как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!
В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.
Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.
Мне плевать на 3D. Серьезно. Хотите объемных фигурок — идите в театр.
Я люблю сцену, на ней все гораздо правдивее, чем в жизни.
Спектакль прошел на «ура», а вот публика провалилась...
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Shakes hands with everybody he comes to except Big George the water freak, who grins and shies back from that unsanitary hand, so McMurphy just salutes him and says to his own right hand as he walks away, «Hand, how do you suppose that old fellow knew all the evil you been into?»
Пожимает руки всем подряд, кроме большого Джорджа, водяного психа: Джордж улыбнулся и отстранился от негигиеничной руки, а Макмерфи отдает ему честь и, отходя, говорит своей правой:
— Рука, как он догадался, что на тебе столько грехов?
*По техническим причинам, сайт может быть временно недоступен. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.