Троя (Troy)
Людей терзает необъятность вечности! И потому мы задаемся вопросом: «Услышат ли потомки о наших деяниях? Будут ли помнить наши имена, когда мы уйдем? И захотят ли знать, какими мы были, как храбро мы сражались, как отчаянно мы любили?»
Людей терзает необъятность вечности! И потому мы задаемся вопросом: «Услышат ли потомки о наших деяниях? Будут ли помнить наши имена, когда мы уйдем? И захотят ли знать, какими мы были, как храбро мы сражались, как отчаянно мы любили?»
— Не думай о дне сегодняшнем — о нём позаботились наши отцы. Думай о дне завтрашнем — дабы не прокляли нас наши дети.
Главное — не та я, что тут лежит, а та, что сидит на краю кровати и смотрит на меня, и та, что сейчас внизу готовит ужин, и та, что возится в гараже с машиной или читает книгу в библиотеке. Все это — частицы меня, они-то и самые главные. И я сегодня вовсе не умираю. Никто никогда не умирает, если у него есть дети и внуки. Я еще очень долго буду жить. И через тысячу лет будут жить на свете мои потомки — полный город! И они буду грызть кислые яблоки в тени эвкалиптов. Вот мой ответ всем, кто задает мудреные вопросы.
Не стоит рассчитывать на потомков — предки тоже на нас рассчитывали.
Мой взгляд обратился к облакам. Я больше не слышал гула толпы. И подумал, что этот мир всё равно обречён: они продолжат загрязнять его — по глупости, из жадности, из-за непонимания.
Дело в том, что у этих животных очень нудные брачные игры... Самка кролика забирается в гнездо на ветке дерева (это ведь северо-американский кролик, а он прекрасно лазит по деревьям), а внизу собирается порядка трёх-четырёх самцов... И сидят... Вот, собственно, и всё... Такие игры могут продолжаться очень долго, иногда до двух месяцев. Потом кому-то из самцов это всё надоедает, и он выбывает из игры. И вот, когда остаётся последний самец, он лезет на дерево и после долгого обнюхивания, иногда прерывающегося на сон, кролики начинают медленно и очень занудно спариваться... Поэтому они такие редкие! Ведь они же приносят потомство раз в 10 лет! Причём иногда в такие места приносят, что сами уже отыскать не могут. И, естественно, гибнут — сначала потомство гибнет от голода, а потом родители от огорчения.
— Вам это может показаться бредом, но мы ваши потомки.
— Мы из будущего…
— Я же говорил, ребят контузило.
Седьмая внучка и четырнадцатый внук — это, боюсь, уже многовато; скоро мы начнем походить на кроликов в Виндзорском парке!
Когда наши потомки увидят пустыню, в которую мы превратили Землю, какое оправдание найдут они для нас?
Души предков живут в нашей памяти, души потомков живут в наших мечтах.
Знаешь, что говорят бактрийцы: «Не та собака сильно кусает, которая больше лает». И ещё есть у них пословица: «Самые широкие и большие реки текут почти без всякого шума».