Библия. Новый Завет
Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека.
Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека.
Твои губы так подходят к моим.
Прекрасны те уста, которые часто произносят добрые слова.
Прекрасны те глаза, которые стараются видеть в людях одно только хорошее.
Стройной будет фигура у того, кто разделит свою еду с голодным.
И волосы станут как шелк, если их каждый день будет гладить ребёнок.
Если ты захочешь продать мои органы — продай мои губы.
Если ты их никогда не будешь больше целовать, то зачем они мне?
Если ты захочешь продать мои органы, то продай, пожалуйста, моё глупое сердце.
Оно разбито и плачет — мне не нужно такое сердце.
Когда ты захочешь продать мои органы — только не продавай мои глаза! Я буду смотреть на тебя с небес.
Оставь, любимая, мои глаза.
Глаза – пещерное самоцветье,
И губы – нагло-хмельными вишнями.
В такой любви, как твоя – не третьи,
Уже вторые бывают лишними.
И тогда их губы сошлись тесно-тесно, и она лежала совсем вплотную к нему, и понемногу её губы раскрылись, и вдруг, прижимая её к себе, он почувствовал, что никогда ещё не был так счастлив, так легко, любовно, ликующе счастлив, без мысли, без тревоги, без усталости, полный только огромного наслаждения, и он сказал: — Мой маленький зайчонок. Моя любимая. Моя длинноногая радость.
Губы дала.
Как ты груба ими.
Прикоснулся и остыл.
Будто целую покаянными губами
в холодных скалах высеченный монастырь.
Видела, что она сделала? Надула губки. Надутые губки — самое сильное оружие французских женщин.
Ее губы.
Они лениво скользят по поверхности моих собственных губ, и не помышляя нырнуть поглубже, никаким сертификатом по дайвингу здесь и не пахнет, о запахах вообще речи не ведется. Ее губы – не соленые и не сладкие, в них нет ни остроты, ни горечи, с тем же успехом можно было бы целоваться с пластиковым стаканчиком. Определенно, это самый странный поцелуй в моей жизни, сам факт его существования бессмысленней, в нем нет и намека на светлое будущее, на прогулки под дождем, на смятые простыни и кофе по утрам, на покупку горного байка, диггерство и посещение религиозных святынь Ближнего и Среднего Востока. В нем нет и намека на откровения о бывших любовниках, детских болезнях и юношеских фобиях, «я так хочу тебя, лифт – самое подходящее место, только не забудь о резинках» – совсем не тот случай. Совсем не тот поцелуй.
Совсем не тот. И все же, все же…
Мне страшно подумать о том, что он когда-нибудь кончится.
Все женщины – губы, одни губы.
— Переговоров не будет, но не потому что вы так сказали. У меня агент ЦРУ, вот ради чего я здесь, вот что важно. В этом мире достаточно бедности, недовольства, злобы и страстей, в нем не будет недостатка в мучениках.
— Таких, как вот эти парни, которые для вас ничего не значат? Тех бедняг, что взрывают себя во имя Аллаха, которые убивают своих братьев и сестер, да? В Коране нет ни строчки про убийство невинных людей и самоубийство, и вы это знаете.
— Хорошая попытка, но в Коране говорится, вы же говорите по-арабски: «Не говорите, что убитые в деле Бога мертвы. Есть живые... но вы не знаете о них».
— Значит, вы неправильно понимаете книгу, в которую верите. Но вы чисты или так же продажны, как капиталисты с Запада, которых вы презираете? А по мне, вы так чертовы рабы, рабы саудовских нефтяных шейхов и ваххабитских нефтяных денег, спонсирующих вас. Но, когда эти деньги закончатся, вы все к чертовой матери, исчезнете в пепле истории.