Станислав Ежи Лец
Ну допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
Ну допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
Не бывает такой безвыходной ситуации, в которую мы не можем попасть.
Мне так нужны восклицательные знаки — но я тону в многоточиях.
Тот, кто идет по живописной местности к эшафоту, не смотрит на цветы, улыбающиеся ему по пути. Он думает о топоре и плахе, о страшном ударе, сокрушающем кости и жилы, и о могиле в конце пути.
Часы бьют. Всех.
Затравленный и прижатый к стене кот превращается в тигра.
Выход из безвыходного положения там же, где вход.
Опять кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти.
— Я первый... Я первый... Вызываю наземную службу. Высота 5000 метров. Горючее кончилось. Передайте инструкции...
— Наземная служба... Первый... Первый, повторяй за мной: «Отче наш, иже еси на небеси...»
В тревоге всегда есть частичка надежды, что всё обойдётся. В безысходности же нет ничего, кроме самой безысходности.
Сине–пепельный жук в дымно-розовом пьян тамариске.
И светим, и неярок подёрнутый влагою май.
Акварели мазок, с побережья обрывок записки:
«Приезжай на неделю, у моря лачугу снимай».
Ещё жив старикан, отставной пехотинец и плотник.
И за тыщу-другую вконец измельчавших рублей
по стакану нальёт, про наяд напоёт, греховодник,
и сиреневый сумрак сгустится и станет теплей.
*По техническим причинам, сайт может быть временно недоступен. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.